Модест Мусоргский, один из самых известных русских композиторов, не отличался легкомысленным оптимизмом в своём творчестве. Вспомним хотя бы циклы "Песни и пляски смерти" и "Без солнца", симфоническую картину "Ночь на лысой горе", балладу “Забытый”… Однако есть место в наследии Мусоргского и теме далекой от мрачности и тоски, а именно теме детства.
Цикл "Детская", законченный в 1872 году, является самым ранним из цельных, монотематических циклов Мусоргского. До него он создал цикл "Юные годы", который представляет из себя скорее сборник романсов и песен разных лет, нежели единое произведение.
Мусоргский всю жизнь прожил холостяком и так и не обзавелся семьей. Однако он с радостью проводил время со своими племянниками и детьми друзей. Летом он часто гостил на даче Дмитрия Стасова в Парголове (брата Владимира Стасова, одного из идейных вдохновителей Русской пятерки). Во время этих визитов он много общался с детьми Дмитрия Васильевича:
“Старшие девочки, Варя и Зина, радостно встречали его; младший – Андрюша – при виде Мусоргского кричал: “Вот Мусорянин идет!”. Дети чувствовали доброту и мягкость Мусорянина и отвечали на его привязанность восхищением и любовью”.
Возможно именно это общение дало Мусоргскому необычайно чуткое понимание мира ребенка, своеобразия детского мышления.
В 1868-1870 годах Мусоргский сочиняет первые пять песен цикла. Позже, в 1872 году, в том же Парголове, он создает еще две миниатюры – “Кот Матрос” и “Поехал на палочке”, которые должны были войти в цикл “На даче”. Однако работа над этим циклом не заспорилась и сейчас эти песни традиционно относят к “Детской”.
Произведения "Детской" не похожи на элегантные романсы, которые пели в светских вечерах. Во главу угла Мусоргский ставил ни виртуозность, ни салонное изящество, а раскрытие того или иного образа из детской жизни. Мусоргский отходит от куплетной формы, от стандартных гармонических оборотов, от непрерывной ритмической пульсации. Тексты, которые для своих музыкальных миниатюр Мусоргский сочинял сам, тоже нестандартные: это не красивые романтические стихи, описывающие детей со стороны, а простодушный монолог от первого лица.
Открывает цикл песня “С няней”, посвященная Александру Даргомыжскому, “великому учителю музыкальной правды”, как его называет Мусоргский. Александр Сергеевич скончался незадолго до того, как Мусоргский начал работу над циклом. Однако влияние его творчества, в особенности оперы “Каменный гость”, оказали большое влияние на вокальный стиль Мусоргского (а через него и на многих композиторов XIX и XX веков).
Расскажи мне, нянюшка,
Расскажи мне, милая,
Про того, про буку страшного…
Первая сценка из детской жизни – разговор с няней. Ребенок начинает рассказывать про страшного буку, который ест непослушных детей:
Как тот бука по лесам бродил,
Как тот бука в лес детей носил,
И как грыз он их белые косточки.
Вокальная линия и фортепианное сопровождение по ходу рассказа становятся все более взволнованными и напряженными, показывая искренний детский ужас. Впрочем, пережив страх перед букой ребенок тут же просит рассказать ему смешную сказку и песня заканчивается на легкой и оптимистичной ноте:
Знаешь, нянюшка, ты про буку-то уж не рассказывай!
Бог с ним, с букой!
Расскажи мне, няня, ту, смешную-то!
Следующий номер, “В углу”, посвящен другу Мусоргского, архитектору и художнику Виктору Гартману (именно его работы впоследствии вдохновят Мусоргского на создания фортепианного цикла “Картинки с выставки”). В этой песне появляется новый персонаж – няня, которая отправляет заигравшегося ребенка стоять в углу. Произведение начинается с ее недовольной речи, сопровождаемой напряженным фортепианным аккомпанементом:
Ах ты проказник!
Клубок размотал, прутки растерял,
Ах ты! все петли спустил!
Чулок весь забрызгал чернилами!
В угол! В угол! Пошёл в угол! Проказник!
В противоположность няне ребенок отвечает тихо и жалобно:
Я ничего не сделал, нянюшка,
Я чулочек не трогал, нянюшка!
Постепенно заискивающие интонации переходят в обвинительные:
Мишенька был умница.
А няня злая, старая.
[...]
Миша больше не будет любить свою нянюшку, вот что!
В своем цикле Мусоргский не пытается создать идеалистический образ детства, это не назидательное произведение о том, какими дети должны быть: послушными, опрятными, вежливыми. Он показывает живых детей, которые могут проказничать, выдумывать, обижаться на взрослых.
Третий номер, “Жук”, один из самых продолжительных и развернутых в цикле. Он посвящен Владимиру Васильевичу Стасову. В этой песне с необычайным мастерством рассказана, казалось бы, совсем незначительная история: малыш встретился со страшным жуком. Для эпохи романтизма, которую интересовали фантастические образы и героические фигуры, сюжет совершенно неподобающий. Но Мусоргский рисует эту встречу настолько живо, что она захватывает не меньше, чем запутанный сюжет вагнеровской оперы: тут и пасторальное спокойствие играющего ребенка, и драматичное появление антагониста (жука), и страх, и напряжение, и счастливый конец.
Четвертый номер, “С куклой” Мусоргский посвятил своим племянникам, “Танюше и Гоге Мусоргским”. Это колыбельная, которую ребенок, подражая родителям, поет своей кукле Тяпе:
Тяпа, бай, бай, Тяпа, спи, усни,
Угомон тебя возьми!
И снова Мусоргский выходит за рамки жанра: обычно колыбельная представляет из себя абсолютно спокойное произведение, полное нежности и неги. Мусоргский же, как и в первом номере, начинает с напряженного и мрачного воспоминания о пугающих образах:
Тяпу бука съест, серый волк возьмёт,
В тёмный лес снесёт!
Однако эта мрачность слишком тяжела для детей и композитор переходит к более мирным картинам:
Про остров чудный, где ни жнут, ни сеют,
Где цветут и зреют груши наливные,
День и ночь поют птички золотые!
Вся песня построена на сочетании и противопоставлении страшных ночных персонажей, которыми богатое детское воображение наполняет ночную темноту, и мирной дремы, полной фантастических и добрых снов.
Пятый номер “На сон грядущий” создан с посвящением “Саше Кюи” (предположительно архитектору Александру Кюи, брату соратника Мусоргского по Русской пятерке Цезаря Кюи). Это сцена вечерней молитвы, проникнутая, однако, не спокойным молитвенным настроением, как это изображает Чайковский в своем “Детском альбоме”, а непоседливым оживлением. С простодушной непосредственностью, почти скороговоркой, ребенок молится и за родителей, и за бабушку, и за братьев с сестрами и за за всех близких и любимых людей:
И Фильку, и Ваньку,
И Митьку и Петьку,
И Дашу, Пашу,
Соню, Дунюшку…
“Кот-Матрос”, шестой номер, единственный идет без посвящения. Как и в третьем номере, это история, рассказанная от первого лица: девочка спасает снегиря, сидящего в клетке, от хитрого кота. Однако в отличие от “Жука” в этой песне не удалось создать такого динамичного повествования.
Завершает цикл седьмой номер “Поехал на палочке”, посвященный Дмитрию и Поликсене Стасовым, с чьими детьми Муорсгкий играл во время летних визитов на дачу в Парголово. Эта песня является замечательным примером, что композиторский язык Мусоргского по сути своей был ближе к композиторам ХХ века, нежели к своим современникам: в нем есть свободное использование диссонанса, соподчинение музыкального текста и литературного, активное развитие и развертывание образов, отступление от стандартных гармонических последовательностей.
Особенно ярко это видно, если сравнить номера из цикла Чайковского “Времена года” (“Детский альбом” не будет здесь корректным сравнением, потому что его Чайковский, в отличие от Мусоргского, создал для детского музицирования). Строгость формы, сопоставление двух контрастных настроений, функциональная определенность Чайковского ярко контрастируют со свободной, развивающейся вместе с текстом, формой Мусоргского, его необычным созвучиям, обилием образов.
В отличие от следующих циклов Мусоргского, которые не оценили по достоинству даже ближайшие его друзья, “Детская” была принята благодушно. Она пользуется популярностью и сейчас: ее с удовольствием исполняют певцы как в камерном варианте с оригинальным фортепианным аккомпанементом Мусоргского, так и в сопровождении симфонического оркестра.